Лорд Че­стер­филд го­во­рит: «Здра­вый смысл и доб­ро­ду­шие пред­по­ла­га­ют веж­ли­вость в це­лом; но в хо­ро­шем вос­пи­та­нии есть ты­ся­ча ма­лень­ких тон­ко­стей, ко­то­рые уста­нав­ли­ва­ют­ся толь­ко обы­ча­ем».

Имен­но зна­ние и прак­ти­ка та­ких «ма­лень­ких де­ли­ка­те­сов» со­став­ля­ет ве­ли­чай­шее оча­ро­ва­ние об­ще­ства.

Ма­не­ры мо­гут быть и, в боль­шин­стве слу­ча­ев, ве­ро­ят­но, яв­ля­ют­ся по­кро­вом серд­ца; этот по­кров мо­жет ис­поль­зо­вать­ся для при­кры­тия недо­стат­ков, но не луч­ше ли так скры­вать эти недо­стат­ки, чем вы­став­лять их на­по­каз в гла­зах всех, ко­го мы мо­жем встре­тить?

Мно­гие лю­ди ссы­ла­ют­ся на лю­бовь к прав­де как на из­ви­не­ние за гру­бые ма­не­ры, как буд­то прав­да ни­ко­гда не бы­ва­ет мяг­кой и доб­рой, а все­гда су­ро­вой, угрю­мой и непри­ступ­ной. Несо­мнен­но, хо­ро­шие ма­не­ры и чи­стая со­весть не бо­лее несов­ме­сти­мы друг с дру­гом, чем кра­со­та и невин­ность, ко­то­рые по­ра­зи­тель­но схо­жи и все­гда луч­ше под­хо­дят для дру­же­ско­го об­ще­ния. Гру­бость и чест­ность дей­стви­тель­но ино­гда встре­ча­ют­ся в од­ном и том же че­ло­ве­ке, но он пло­хо раз­би­ра­ет­ся в че­ло­ве­че­ской при­ро­де, счи­тая невос­пи­тан­ность га­ран­ти­ей чест­но­сти ха­рак­те­ра. Неко­то­рые лю­ди воз­ра­жа­ют про­тив веж­ли­во­сти, счи­тая ее язык бес­смыс­лен­ным и фаль­ши­вым. Но на этот во­прос лег­ко от­ве­тить. Ложь не за­клю­че­на во фра­зе, она долж­на су­ще­ство­вать, ес­ли во­об­ще су­ще­ству­ет, в со­зна­нии го­во­ря­ще­го. В обыч­ных ком­пли­мен­тах ци­ви­ли­зо­ван­ной жиз­ни нет на­ме­ре­ния об­ма­нуть и, сле­до­ва­тель­но, нет лжи. Веж­ли­вая речь при­ят­на для слу­ха и успо­ка­и­ва­ет серд­це, в то вре­мя как гру­бые сло­ва — как раз на­обо­рот; и ес­ли они не яв­ля­ют­ся ре­зуль­та­том дур­но­го на­стро­е­ния, то очень склон­ны к нему. Сле­ду­ет пом­нить, что са­мую про­стую прав­ду мож­но пе­ре­дать веж­ли­вой ре­чью, в то вре­мя как са­мая злоб­ная ложь мо­жет быть про­из­не­се­на, и ча­сто так и про­ис­хо­дит, на язы­ке рыб­но­го рын­ка.

67 жен­ская кни­га по эти­ке­ту

Мно­гие да­мы го­во­рят: «О, я пре­дель­но от­кро­вен­на; я ни­ко­гда не стес­ня­юсь в вы­ра­же­ни­ях» или: «во мне нет ни­ка­ко­го же­ман­ства; все мои дей­ствия со­вер­шен­но есте­ствен­ны», и, ис­хо­дя из от­кро­вен­но­сти, оскорб­ля­ют и ра­нят гру­бы­ми вы­ра­же­ни­я­ми и за­щи­ща­ют нелов­кость и невос­пи­тан­ность под пред­ло­гом «есте­ствен­ных ма­нер».

Ес­ли при­ро­да не на­де­ли­ла вас все­ми до­сто­ин­ства­ми, ко­то­рые мо­гут быть же­ла­тель­ны для ле­ди, не де­лай­те свои недо­стат­ки бо­лее за­мет­ны­ми, вы­став­ляя их на­по­каз при лю­бых об­сто­я­тель­ствах и во все вре­ме­на. «При­ми на во­ору­же­ние доб­ро­де­тель, ес­ли у те­бя её нет», и ты со вре­ме­нем, под­ра­жая, при­об­ре­тешь ее.

Ста­ра­ясь ка­зать­ся щед­рой, бес­ко­рыст­ной, са­мо­от­вер­жен­ной и лю­без­ной, про­ти­во­по­лож­ные стра­сти бу­дут под­чи­не­ны, сна­ча­ла в ма­не­рах, а за­тем в серд­це. Та­кой курс бу­дет про­дик­то­ван не же­ла­ни­ем об­ма­нуть, а же­ла­ни­ем по­нра­вить­ся. Ко­гда вы слы­ши­те, как жен­щи­на, при­тво­ря­ю­ща­я­ся ле­ди, хва­ста­ет­ся, что она гру­ба, ка­приз­на и про­жор­ли­ва, вы мо­же­те быть уве­ре­ны, что она ни­ко­гда не пы­та­лась пре­одо­леть эти недо­стат­ки, ина­че она сты­ди­лась бы их, а не гор­ди­лась бы ими.

Что­бы по­нра­вить­ся окру­жа­ю­щим, нуж­но по­ка­зать, что они те­бе небез­раз­лич­ны. Весь мир по­до­бен мель­ни­ку в Мэнс­фил­де, «ко­то­рый ни о ком не за­бо­тил­ся — нет, не о нем, по­то­му что о нем ни­кто не за­бо­тил­ся». И весь мир бу­дет слу­жить вам так же, ес­ли вы да­ди­те ему то же са­мое. По­это­му пусть все ви­дят, что вы дей­стви­тель­но за­бо­ти­тесь о них, про­яв­ляя к ним то, что Стерн так удач­но на­зы­ва­ет «ма­лень­ки­ми, ми­лы­ми жиз­нен­ны­ми лю­без­но­стя­ми», те лю­без­но­сти, в ко­то­рых нет па­ра­да; чей го­лос слиш­ком тих, что­бы драз­нить, и ко­то­рые про­яв­ля­ют­ся в неж­ных и лас­ко­вых взгля­дах и неболь­ших, доб­рых про­яв­ле­ни­ях вни­ма­ния, от­да­вая дру­гим пред­по­чте­ние в каж­дом ма­лень­ком удо­воль­ствии за сто­лом, в по­ле, при ходь­бе, си­дя или стоя.

Та­ким об­ра­зом, пер­вое пра­ви­ло изящ­ных ма­нер — это бес­ко­рыст­ное ува­же­ние к дру­гим.

Ес­ли вы по­пы­та­е­тесь вы­ра­бо­тать при­выч­ку к веж­ли­во­сти, она вско­ре ста­нет при­выч­ной и бу­дет си­деть на вас непри­нуж­ден­но, ес­ли не эле­гант­но. Ни­ко­гда не сле­ду­ет за­бы­вать, что под­лин­ная веж­ли­вость — ве­ли­кий вос­пи­та­тель се­мей­ной люб­ви; она смяг­ча­ет слу­чай­ное раз­дра­же­ние, предот­вра­щая рез­кие ре­пли­ки и гру­бые про­ти­во­ре­чия; она смяг­ча­ет буй­ных, сти­му­ли­ру­ет ле­ни­вых, по­дав­ля­ет эго­изм и, фор­ми­руя при­выч­ку ува­жать дру­гих, гар­мо­ни­зи­ру­ет це­лое. Веж­ли­вость по­рож­да­ет веж­ли­вость, и с ее по­мо­щью бра­тьев мож­но лег­ко за­во­е­вать, что­бы они от­ка­за­лись от гру­бо­сти, ко­то­рую они при­но­сят до­мой из шко­лы или кол­ле­джа. Сест­рам ни­ко­гда не сле­ду­ет по­лу­чать ни ма­лей­ше­го вни­ма­ния, не по­бла­го­да­рив их за это, ни­ко­гда не про­сить их об одол­же­нии ина­че, как в веж­ли­вых вы­ра­же­ни­ях, ни­ко­гда не от­ве­чать на их во­про­сы од­но­слож­но, и вско­ре им са­мим бу­дет стыд­но де­лать та­кие ве­щи. Сле­ду­ет вне­сти в нее как на­став­ле­ние, так и при­мер, что­бы убе­дить их в том, что ни­кто не мо­жет об­ла­дать по-на­сто­я­ще­му хо­ро­ши­ми ма­не­ра­ми за гра­ни­цей, ес­ли не яв­ля­ет­ся при­выч­но веж­ли­вым до­ма.

Ес­ли вы хо­ти­те быть бла­го­вос­пи­тан­ной ле­ди, вы долж­ны по­всю­ду но­сить с со­бой свои хо­ро­шие ма­не­ры. Это не та вещь, ко­то­рую мож­но от­ло­жить в сто­ро­ну и на­де­вать по сво­е­му усмот­ре­нию. Ис­тин­ная веж­ли­вость — это неиз­мен­ное бес­ко­ры­стие к ме­ло­чам, со­про­вож­да­е­мое спо­кой­ным са­мо­об­ла­да­ни­ем, ко­то­рое при­су­ще бла­го­род­ной про­сто­те це­ли; и это долж­но быть след­стви­ем хри­сти­ан­ско­го ду­ха, про­ни­зы­ва­ю­ще­го все, что вы де­ла­е­те, или го­во­ри­те, или ду­ма­е­те; и, ес­ли вы не бу­де­те куль­ти­ви­ро­вать его и про­яв­лять во всех слу­ча­ях и по от­но­ше­нию ко всем лю­дям, он ни­ко­гда не ста­нет ча­стью вас са­мих.

Это не то ис­кус­ство, ко­то­рым сле­ду­ет ще­го­лять на пуб­лич­ных ме­ро­при­я­ти­ях и пре­не­бре­гать при вы­пол­не­нии по­все­днев­ных обя­зан­но­стей; его так­же не сле­ду­ет, по­доб­но баль­но­му пла­тью, бе­реж­но от­кла­ды­вать до­ма, от­де­лы­вать, укра­шать и на­де­вать толь­ко на вы­ход. Поз­воль­те это­му про­ник­нуть в каж­дую мысль, и это про­явит­ся в каж­дом дей­ствии. Пусть это бу­дет пра­ви­лом для вы­пол­не­ния са­мых до­маш­них обя­зан­но­стей, и то­гда оно бу­дет лег­ко уста­нав­ли­вать­ся на пуб­ли­ке, а не чо­пор­но, как ред­ко на­де­ва­е­мая одеж­да.

Я хо­тел бы, что­бы бы­ло воз­мож­но убе­дить каж­дую жен­щи­ну в том, что веж­ли­вость — это са­мое за­ме­ча­тель­ное хо­ро­шее ка­че­ство; что это необ­хо­ди­мая со­став­ля­ю­щая со­ци­аль­но­го ком­фор­та и глав­ный по­мощ­ник на­сто­я­ще­го про­цве­та­ния. Од­на­ко, как и боль­шин­ство хо­ро­ших ве­щей, сло­во «веж­ли­вость» ча­сто непра­виль­но по­ни­ма­ют и непра­виль­но при­ме­ня­ют; и преж­де чем на­ста­и­вать на прак­ти­че­ском ис­поль­зо­ва­нии то­го, что оно со­бой пред­став­ля­ет, воз­мож­но, необ­хо­ди­мо ска­зать, что оно озна­ча­ет, а че­го не озна­ча­ет.

Веж­ли­вость — это не ли­це­ме­рие: ‑хлад­но­кро­вие или за­мас­ки­ро­ван­ная недоб­ро­же­ла­тель­ность. Есть лю­ди, ко­то­рые мо­гут улы­бать­ся жерт­ве и го­во­рить мяг­ко, в то вре­мя как са­ми при­чи­ня­ют боль, об­ма­ны­ва­ют или пре­да­ют. И они по­ста­вят се­бе в за­слу­гу, что все бы­ло сде­ла­но с пре­дель­ной веж­ли­во­стью; что каж­дый тон, взгляд и дей­ствие бы­ли в пол­ном со­от­вет­ствии с пра­ви­ла­ми хо­ро­ше­го то­на. «Сло­ва из их уст мяг­че мас­ла, но в их серд­це вой­на: их сло­ва мяг­че мас­ла, но они об­на­жа­ют ме­чи». Да сги­нет во ве­ки ве­ков та­кая фаль­ши­вая веж­ли­вость, как эта!
Веж­ли­вость — это не по­до­бо­стра­стие. Ес­ли бы это бы­ло так, рус­ский кре­пост­ной был бы об­раз­цом веж­ли­во­сти. Лю­ди вполне мо­гут быть очень ра­бо­леп­ны­ми и по­до­бо­страст­ны­ми, без ма­лей­ше­го на­ме­ка на веж­ли­вость; и ча­сто слу­ча­ет­ся, что муж­чи­ны с са­мым стой­ким неза­ви­си­мым ха­рак­те­ром, по су­ти, веж­ли­вы во всех сво­их сло­вах, дей­стви­ях и чув­ствах. Бы­ло бы хо­ро­шо, ес­ли бы это бы­ло пол­но­стью по­ня­то, по­сколь­ку мно­гие лю­ди воз­дер­жи­ва­ют­ся от про­яв­ле­ний на­сто­я­щей веж­ли­во­сти и да­же обыч­ной веж­ли­во­сти, опа­са­ясь на­не­сти ущерб сво­ей во­об­ра­жа­е­мой неза­ви­си­мо­сти.

Ис­тин­ная веж­ли­вость, как я ее по­ни­маю, — это доб­ро­та и учти­вость чувств, при­вно­си­мые в по­все­днев­ные за­ня­тия. Она вклю­ча­ет в се­бя ис­крен­нюю доб­ро­же­ла­тель­ность по от­но­ше­нию ко всем, ос­но­ва­тель­ное и по­сто­ян­ное хо­ро­шее на­стро­е­ние, непри­нуж­ден­ное по­ве­де­ние и лю­без­ные ма­не­ры. Каж­дый че­ло­век, ко­то­рый куль­ти­ви­ру­ет по­доб­ные чув­ства и не при­ла­га­ет уси­лий, что­бы их скрыть, обя­за­тель­но бу­дет веж­ли­вым, хо­тя он мо­жет и не осо­зна­вать это­го в точ­но­сти; в то вре­мя как, с дру­гой сто­ро­ны, жен­щи­на по су­ти сво­ей угрю­мая и эго­и­стич­ная, ка­ко­вы бы ни бы­ли ее пре­тен­зии, долж­на быть очень да­ле­ка от ис­тин­ной веж­ли­во­сти.

Со­вер­шен­но вер­но, что есть те, чье по­ло­же­ние в об­ще­стве вы­нуж­да­ет их со­блю­дать опре­де­лен­ные пра­ви­ла эти­ке­та , ко­то­рые вы­да­ют­ся за веж­ли­вость. Они кла­ня­ют­ся или лю­без­ни­ча­ют с по­до­ба­ю­щей гра­ци­ей; по­жи­ма­ют ру­ку с той сте­пе­нью энер­гич­но­сти, ко­то­рой тре­бу­ют об­сто­я­тель­ства де­ла; го­во­рят в нуж­ное вре­мя и тре­бу­е­мой ма­не­рой и улы­ба­ют­ся с эле­гант­ной при­стой­но­стью. Ни один тон, взгляд или жест неуме­стен; ни од­на при­выч­ка, ко­то­рой эти­кет за­пре­ща­ет по­та­кать; и все же, в кон­це кон­цов, бу­дет недо­ста­вать тай­но­го оча­ро­ва­ния ис­крен­но­сти и сер­деч­ной доб­ро­ты, ко­то­рые при­зва­ны пред­став­лять эти внеш­ние зна­ки; и, не имея их, мы име­ем толь­ко фор­му веж­ли­во­сти, без су­ти.
По­это­му поз­воль­те мне ре­ко­мен­до­вать, вы­хо­дя­щее да­ле­ко за рам­ки всех пра­вил, ко­гда-ли­бо на­пи­сан­ных пре­по­да­ва­те­ля­ми эти­ке­та, куль­ти­ви­ро­ва­ние доб­рых и лю­бя­щих чувств. Вло­жи­те в урок всю свою ду­шу, и вы быст­ро про­дви­не­тесь к со­вер­шен­ству веж­ли­во­сти, ибо «от из­быт­ка серд­ца го­во­рят уста», а дви­же­ния ва­шей фи­гу­ры и про­из­но­си­мые ва­ми сло­ва бу­дут вер­но сле­до­вать скры­тым внут­ри вас пру­жи­нам дей­ствия.

Не мо­жет быть под­лин­но хо­ро­ше­го вос­пи­та­ния в ка­кой-ли­бо счаст­ли­вой сте­пе­ни там, где нет са­мо­ува­же­ния. Это то, что при­да­ет лег­кость и уве­рен­ность на­шим ма­не­рам и по­буж­да­ет нас, как ра­ди са­мих се­бя, так и ра­ди дру­гих, ве­сти се­бя по­до­ба­ю­ще ра­зум­ным су­ще­ствам.

Имен­но от­сут­ствие ис­тин­ной веж­ли­во­сти вно­сит раз­лад и нераз­бе­ри­ху, ко­то­рые слиш­ком ча­сто де­ла­ют на­ши до­ма несчаст­ли­вы­ми. Немно­го вни­ма­ния к чув­ствам тех, ко­го мы обя­за­ны лю­бить и ле­ле­ять, и неболь­шая жерт­ва на­шей соб­ствен­ной во­ли во мно­же­стве слу­ча­ев опре­де­ли­ли бы раз­ни­цу меж­ду от­чуж­де­ни­ем и рас­ту­щей при­вя­зан­но­стью. Прин­цип под­лин­ной веж­ли­во­сти поз­во­лил бы до­стичь это­го; и как жаль, что те, чей един­ствен­ный ис­точ­ник ра­ци­о­наль­но­го на­сла­жде­ния мож­но най­ти до­ма, упус­ка­ют это на­сла­жде­ние из-за пре­не­бре­же­ния ме­ло­ча­ми, ко­то­рые, в кон­це кон­цов, со­став­ля­ют суть че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ство­ва­ния!

Ка­ко­го боль­шо­го ко­ли­че­ства ре­аль­ных неудобств в до­маш­ней жиз­ни мож­но бы­ло бы из­бе­жать, ес­ли бы всех де­тей обу­ча­ли, как на­став­ле­ни­я­ми, так и при­ме­ром, об­ще­при­ня­той веж­ли­во­сти! Ес­ли бы их на­учи­ли ува­жи­тель­но об­ра­щать­ся к ро­ди­те­лям, бра­тьям и сест­рам, дру­зьям, со­се­дям и незна­ко­мым лю­дям, сколь­ко кри­ков и вор­ча­ния пре­кра­ти­лось бы! Ес­ли бы их по­ве­де­ние в две­рях, и осо­бен­но за сто­лом, ре­гу­ли­ро­ва­лось несколь­ки­ми об­ще­при­ня­ты­ми пра­ви­ла­ми хо­ро­ше­го то­на, сколь­ко есте­ствен­но­го и по­до­ба­ю­ще­го слу­чаю от­вра­ще­ния бы­ло бы из­бав­ле­но! Ес­ли бы всем, ко­го они встре­ча­ют в по­ле или на шос­се, при­ви­ва­ли веж­ли­вость в по­ве­де­нии, на­сколь­ко при­ят­нее бы­ли бы на­ши по­езд­ки по го­ро­ду и на­ши де­ре­вен­ские про­гул­ки! У каж­до­го ро­ди­те­ля есть лич­ная за­ин­те­ре­со­ван­ность в этом во­про­се; и ес­ли бы каж­дый ро­ди­тель толь­ко при­ло­жил необ­хо­ди­мые уси­лия, боль­шая сте­пень во­пи­ю­щей невеж­ли­во­сти и, как след­ствие, раз­дра­же­ния вско­ре бы­ли бы сме­те­ны из на­ших оча­гов и до­мов.

Ис­кренне стре­мясь об­ре­сти ис­тин­ную веж­ли­вость, из­бе­гай­те этой лож­ной ими­та­ции, же­ман­ства. Для под­лин­ной веж­ли­во­сти и хо­ро­ше­го вос­пи­та­ния это то же са­мое, что эф­фект­ная па­с­та для чи­сто­го брил­ли­ан­та. Это по­рож­де­ние бо­лез­нен­но­го вку­са, лжи­во­го серд­ца и вер­ное до­ка­за­тель­ство низ­ко­го вос­пи­та­ния.

Опре­де­лен­ным кри­те­ри­ем аф­фек­та­ции у лю­бо­го че­ло­ве­ка яв­ля­ет­ся то, что внеш­ний вид, речь, дви­же­ния или по­ступ­ки в при­сут­ствии дру­гих лю­дей, осо­бен­но тех, чье мне­ние мы ува­жа­ем и чье­го одоб­ре­ния мы же­ла­ем, от­ли­ча­ют­ся от то­го, что мы долж­ны де­лать в оди­но­че­стве или в при­сут­ствии толь­ко тех, ко­го мы иг­но­ри­ру­ем, или кто, по на­ше­му мне­нию, не мо­жет при­чи­нить нам вре­да или при­не­сти поль­зу. Мо­ти­вом для со­про­тив­ле­ния же­ман­ству яв­ля­ет­ся то, что оно од­но­вре­мен­но без­успеш­но и гре­хов­но. Это все­гда вклю­ча­ет в се­бя опре­де­лен­ную сте­пень ли­це­ме­рия, ко­то­рое чрез­вы­чай­но оскор­би­тель­но в гла­зах Бо­га, ко­то­рое обыч­но об­на­ру­жи­ва­ет­ся да­же муж­чи­на­ми, и ко­то­рое, бу­дучи об­на­ру­жен­ным, под­вер­га­ет сво­е­го субъ­ек­та пре­зре­нию, ко­то­рое ни­ко­гда не мог­ло быть вы­зва­но про­стым от­сут­стви­ем ка­ко­го-ли­бо ка­че­ства или об­ла­да­ния, как и лож­ным пред­по­ло­же­ни­ем о том, что не яв­ля­ет­ся ре­аль­ным. Луч­шее ле­кар­ство от же­ман­ства — это куль­ти­ви­ро­ва­ние в прин­ци­пе каж­дой хо­ро­шей, доб­ро­де­тель­ной и дру­же­люб­ной при­выч­ки и чув­ства не ра­ди то­го, что­бы их одоб­ря­ли или вос­хи­ща­лись, а по­то­му, что это пра­виль­но са­мо по се­бе, и без уче­та то­го, что об этом по­ду­ма­ют лю­ди. Та­ким об­ра­зом, бу­дет сфор­ми­ро­ван на­сто­я­щий ха­рак­тер, а не на­пуск­ная роль, и вос­хи­ще­ние и лю­бовь бу­дут спон­тан­но про­яв­лять­ся там, где они дей­стви­тель­но за­слу­же­ны. Ис­кус­ствен­ные ма­не­ры лег­ко рас­по­знать на­сквозь; и ре­зуль­та­том та­ких на­блю­де­ний, ка­ким бы со­вер­шен­ным и кра­си­вым ни был объ­ект, яв­ля­ет­ся пре­зре­ние к та­кой ме­лоч­но­сти.

Мно­гие да­мы, вра­ща­ю­щи­е­ся в хо­ро­шем об­ще­стве, бу­дут при­дер­жи­вать­ся пря­мо­ли­ней­ных, дерз­ких ма­нер, очень непри­ят­ных для здра­во­мыс­ля­щих лю­дей. Они бу­дут рас­ска­зы­вать о сво­их уди­ви­тель­ных по­дви­гах, ко­гда за­ни­ма­ют­ся за­ня­ти­я­ми, по­до­ба­ю­щи­ми толь­ко муж­чи­нам; они бу­дут раз­го­ва­ри­вать гром­ким, неисто­вым то­ном; гром­ко сме­ять­ся; петь ко­ми­че­ские пес­ни или ли­хие бра­ву­ры в сти­ле, под­хо­дя­щем толь­ко для сце­ны или джентль­мен­ской ве­че­рин­ки по­сле обе­да; они бу­дут за­клю­чать па­ри, де­лать ши­ро­кие на­ме­ки, а за­тем хва­стать­ся сво­и­ми успе­ха­ми в по­лу­че­нии при­гла­ше­ний или по­дар­ков; пе­ре­сы­пать свой раз­го­вор жар­гон­ны­ми сло­ва­ми или обо­ро­та­ми, под­хо­дя­щи­ми толь­ко для ко­нюш­ни или ба­ра, и это они счи­та­ют, что это ли­хая, за­во­ра­жи­ва­ю­щая ма­не­ра. Джентль­ме­ны мо­гут по­ощ­рять это, вос­хи­щать­ся этим в их при­сут­ствии и под­ра­жать да­мам по­мо­ло­же, но, будь­те уве­ре­ны, все здра­во­мыс­ля­щие лю­ди смот­рят на это с пре­зре­ни­ем и неодоб­ре­ни­ем, а для по-на­сто­я­ще­му утон­чен­ных лю­дей это аб­со­лют­но от­вра­ти­тель­но.

Дру­гие да­мы, при­дер­жи­ва­ю­щи­е­ся столь же оши­боч­но­го пред­став­ле­ния о на­сто­я­щей утон­чен­но­сти, бу­дут изоб­ра­жать са­мую дет­скую ро­бость, раз­го­ва­ри­вать толь­ко ше­по­том, дви­гать­ся мед­лен­но, как боль­ные, па­дать в об­мо­рок при ма­лей­шем пре­ду­пре­жде­нии и по ма­лей­ше­му по­во­ду; лег­ко рас­тро­га­ют­ся до слез и за­яв­ля­ют, что ни­ко­гда не бу­дут есть, пить или спать. Этот курс та­кой же аб­сурд­ный, как и преды­ду­щий, и го­раз­до бо­лее хло­пот­ный, по­сколь­ку все бо­ят­ся сце­ны, ко­то­рая по­сле­ду­ет за лю­бым по­тря­се­ни­ем для нер­вов ми­ло­го со­зда­ния, и бу­дут осто­рож­ны, из­бе­гая лю­бых опас­ных тем.

Са­мо­ува­же­ние и долж­ное ува­же­ние к стар­шим по воз­рас­ту или ин­тел­лек­ту бу­дут луч­шей за­щи­той от ра­бо­леп­но­го или наг­ло­го по­ве­де­ния.

Без са­мо­ува­же­ния вы бу­де­те склон­ны быть нелов­кой и за­стен­чи­вой; лю­бой из этих недо­стат­ков пол­но­стью несов­ме­стим с изящ­ны­ми ма­не­ра­ми. Будь­те осто­рож­ны, что­бы, хо­тя у вас до­ста­точ­но са­мо­ува­же­ния, что­бы ве­сти се­бя непри­нуж­ден­но, это не пе­ре­рос­ло в вы­со­ко­ме­рие и, та­ким об­ра­зом, не по­ро­ди­ло дер­зость. Из­бе­гай­те сар­каз­ма; он, бес­со­зна­тель­но для вас са­мих, пе­ре­рас­тет в дер­зость, а ча­сто и от­кро­вен­ную гру­бость. Не бой­тесь го­во­рить от­кро­вен­но, но уме­ряй­те от­кро­вен­ность веж­ли­во­стью и ни­ко­гда не поз­во­ляй­те ост­ро­умию пе­ре­хо­дить в ту са­ти­ру, ко­то­рая глу­бо­ко ра­нит, в то вре­мя как за­бав­ля­ет лишь слег­ка.

Пусть ва­ша осан­ка бу­дет од­но­вре­мен­но до­стой­ной и гра­ци­оз­ной. Есть лишь несколь­ко фи­гур, ко­то­рые вы­дер­жи­ва­ют быст­рое дви­же­ние; по­чти каж­дая из них про­из­во­дит эф­фект рыв­ка, са­мо­го нелов­ко­го дви­же­ния. При ходь­бе или тан­це но­ги долж­ны быть слег­ка вы­вер­ну­ты; ко­гда вы са­ди­тесь, по­ставь­те их обе на пол или ска­ме­еч­ку для ног. Си­деть, скре­стив или со­гнув но­ги, нелов­ко и непри­лич­но для ле­ди. При ходь­бе дер­жи­те ру­ки лег­ко; ни­ко­гда не скре­щи­вай­те их на­пря­жен­но и не раз­ма­хи­вай­те ими ря­дом с со­бой. Си­дя, ес­ли вы не за­ни­ма­е­тесь ши­тьем или вя­за­ни­ем, дер­жи­те ру­ки со­вер­шен­но спо­кой­но. Это, хо­тя и од­но из са­мых труд­но­до­сти­жи­мых до­сти­же­ний, яв­ля­ет­ся вер­ней­шим при­зна­ком ле­ди. Не ер­зай­те, иг­рая со сво­и­ми коль­ца­ми, бро­шью или лю­бым дру­гим ма­лень­ким пред­ме­том, ко­то­рый мо­жет быть ря­дом с ва­ми; пусть ва­ши ру­ки ле­жат в непри­нуж­ден­ном, есте­ствен­ном по­ло­же­нии, со­вер­шен­но спо­кой­но.

Ни­ко­гда не же­сти­ку­ли­руй­те в раз­го­во­ре; это вы­гля­дит те­ат­раль­но и невос­пи­тан­но; так же как и лю­бое ис­ка­же­ние черт ли­ца, по­жа­тие пле­ча­ми, под­ня­тие бро­вей или рук.

Ко­гда вы на­чи­на­е­те раз­го­вор, де­лай­те это с лег­ким по­кло­ном и улыб­кой, но будь­те осто­рож­ны, не же­ман­ни­чай­те и не улы­бай­тесь слиш­ком ча­сто, ес­ли раз­го­вор ста­но­вит­ся се­рьез­ным.

Ни­ко­гда не по­ка­зы­вай паль­цем. Это чрез­мер­но невос­пи­тан­но.

Из­бе­гай­те вос­кли­ца­ний; они от­ли­ча­ют­ся чрез­мер­но дур­ным вку­сом и склон­ны к вуль­гар­ным вы­ра­же­ни­ям. Ле­ди мо­жет вы­ра­зить как мож­но боль­ше веж­ли­во­го удив­ле­ния или бес­по­кой­ства несколь­ки­ми про­сты­ми, ис­крен­ни­ми сло­ва­ми или в сво­ей ма­не­ре по­ве­де­ния, вос­кли­цая «Бо­же ми­ло­сти­вый!», «Мер­си!» или «Бо­же мой!»

Помни­те, что каж­дая часть ва­шей фи­гу­ры и пла­тья долж­ны быть в иде­аль­ном по­ряд­ке, преж­де чем вы по­ки­не­те гар­де­роб­ную, и из­бе­гай­те та­ких при­е­мов, как при­гла­жи­ва­ние во­лос ру­кой, укла­ды­ва­ние ло­ко­нов, под­тя­ги­ва­ние та­лии пла­тья или рас­прав­ле­ние во­рот­ни­ка или ру­ка­вов.

Из­бе­гай­те непри­нуж­ден­ных поз, они неде­ли­кат­ны, за ис­клю­че­ни­ем ва­ших лич­ных апар­та­мен­тов. Ни­что, кро­ме пло­хо­го са­мо­чув­ствия, не оправ­ды­ва­ет их при­сут­ствия в об­ще­стве, и ле­ди луч­ше оста­вать­ся в сво­ей ком­на­те, ес­ли она слиш­ком сла­ба, что­бы си­деть в го­сти­ной.

Пусть ва­ши ма­не­ры со­от­вет­ству­ют ва­ше­му воз­рас­ту и фи­гу­ре; ви­деть кро­шеч­ную, по­хо­жую на фею мо­ло­дую де­вуш­ку, мар­ши­ру­ю­щую пря­мо, чо­пор­но и неук­лю­же, как сол­дат на па­ра­де, не бо­лее аб­сурд­но, чем ви­деть до­род­ную жен­щи­ну сред­них лет, под­ра­жа­ю­щую рез­вым, ху­ли­га­ни­стым ма­не­рам школь­ни­цы.

Пусть дви­же­ния бу­дут лег­ки­ми и гиб­ки­ми и со­от­вет­ству­ют сти­лю ле­ди.

Пусть ва­ше по­ве­де­ние все­гда бу­дет от­ме­че­но скром­но­стью и про­сто­той; как толь­ко вы ста­но­ви­тесь на­по­ри­стой или же­ман­ной, вы те­ря­е­те свое ве­ли­чай­шее оча­ро­ва­ние ма­нер.

Вы долж­ны так же стре­мить­ся го­во­рить при­стой­но, как ду­мать, ра­бо­тать, петь, ри­со­вать или пи­сать в со­от­вет­ствии с наи­бо­лее пра­виль­ны­ми пра­ви­ла­ми.

Все­гда под­би­рай­те сло­ва, рас­счи­тан­ные на то, что­бы пе­ре­дать точ­ное пред­став­ле­ние о том, что вы име­е­те в ви­ду.

Пусть ва­ша ар­ти­ку­ля­ция бу­дет лег­кой, чет­кой, с пра­виль­ным ак­цен­том и по­дой­дет по то­ну и ак­цен­ту к ва­шей ре­чи.

Из­бе­гай­те бор­мо­та­ния, ра­зе­ва­ния рта, за­и­ка­ния, гу­де­ния, гор­тан­но­го, гну­са­во­го или ше­пе­ля­вя­ще­го про­из­но­ше­ния.

Пусть ва­ша речь не бу­дет ни слиш­ком гром­кой, ни слиш­ком ти­хой, но при этом об­ра­щен­ной к уху ва­ше­го со­бе­сед­ни­ка. По­ста­рай­тесь, что­бы ко­му-ни­будь не при­шлось кри­чать: «Что? Что?»

Из­бе­гай­те склон­но­сти к бол­товне; вы ни­ко­гда не долж­ны за­ни­мать боль­ше сво­ей до­ли вре­ме­ни или боль­ше, чем это при­ем­ле­мо для дру­гих.
Осте­ре­гай­тесь та­ких вуль­гар­ных вста­вок, как «Вы зна­е­те», «Вы ви­ди­те», «Я вот что вам ска­жу».

Стро­го со­блю­дай­те пра­ви­ла грам­ма­ти­ки да­же в част­ной бе­се­де. Ес­ли вы не по­ни­ма­е­те этих пра­вил, вы­учи­те их, неза­ви­си­мо от ва­ше­го воз­рас­та или по­ло­же­ния.

Хо­тя вы все­гда долж­ны го­во­рить веж­ли­во, не пе­ре­ме­жай­те свой раз­го­вор гром­ки­ми взры­ва­ми сме­ха.

Ни­ко­гда не зло­упо­треб­ляй­те необыч­ны­ми сло­ва­ми или ла­тин­ски­ми и фран­цуз­ски­ми фра­за­ми, а вы­би­рай­те наи­бо­лее по­нят­ные тер­ми­ны, что­бы вы­ра­зить свой смысл.

Преж­де все­го, пусть ва­ша бе­се­да бу­дет ин­тел­лек­ту­аль­ной, изящ­ной, це­ло­муд­рен­ной, сдер­жан­ной, по­учи­тель­ной и по­лез­ной.