Страх

Ав­тор : Дэ­вид Р. Со­ло­мон

Там бы­ло все­го пять слов.

Они не под­твер­ди­ли и не опро­верг­ли то, что бы­ло ска­за­но ра­нее. Но они из­ме­ни­ли весь ход дис­кус­сии.

Муж­чи­ны из ин­же­нер­ной бри­га­ды ле­жа­ли во­круг ко­ст­ра, го­то­вясь к ра­бо­те. В те­ни гу­стых де­ре­вьев бы­ло про­хлад­но, и всё во­круг про­пи­та­лось сы­ро­стью ран­не­го утра. Даль­ше, за ре­кой, солн­це обе­ща­ло бо­лее бла­го­при­ят­ную по­го­ду во вто­рой по­ло­вине дня.

Ку­ря и ожи­дая, по­ка от­ста­ю­щие до­едят, ин­же­нер­ная бри­га­да — по неиз­мен­но­му муж­ско­му обы­чаю — на­ча­ла де­лить­ся впе­чат­ле­ни­я­ми, шу­тить, спо­рить. В воз­ду­хе ви­сел рез­кий за­пах креп­ко­го све­же­го ко­фе и жа­ре­но­го бе­ко­на.

Все это на­чал во­сем­на­дца­ти­лет­ний Бол­ди Джен­кинс.

«Хо­тел бы я иметь мил­ли­он дол­ла­ров», — за­ме­тил он.

Крас­ная фла­не­ле­вая Май­ка под­ка­ти­ла мяч.

— Неправ­да, — ре­ши­тель­но воз­ра­зил он. — Я дам те­бе мил­ли­он, и толь­ко Гос­подь зна­ет, что ты с ним сде­ла­ешь.

— Чёрт, я не знаю, — ска­зал Лы­сый. — Го­тов по­спо­рить, я мог бы пря­мо сей­час рас­ска­зать те­бе, как по­тра­чу каж­дый цент.

— Дер­жу па­ри, что нет, — вме­шал­ся дру­гой член бан­ды. — Че­ло­век ни­ко­гда не зна­ет, что со­би­ра­ет­ся сде­лать, по­ка это не уда­рит его пря­мо меж­ду глаз.

«Пред­ло­жи мне мил­ли­он», — на­ста­и­вал Лы­сый Джен­кинс.

— О, не так. Возь­ми ко­го-ни­будь, кто мо­жет ве­сти се­бя по-дру­го­му. Ты не зна­ешь, что бы ты сде­лал. Я не знаю. Ни один че­ло­век не зна­ет — не боль­ше, чем тот па­рень.

Его ле­ни­вый жест ука­зал на невы­со­кую фи­гу­ру в брю­ках цве­та ха­ки. Осталь­ные чле­ны бан­ды про­сле­ди­ли за его взгля­дом.

На пер­вый взгляд она мог­ла бы сой­ти за маль­чи­ка лет де­ся­ти-один­на­дца­ти. Од­на­ко при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии мож­но бы­ло уви­деть коп­ну льня­ных во­лос, под­стри­жен­ных на уровне ушей, и неж­ное де­ви­чье ли­чи­ко. Она рас­ха­жи­ва­ла по ла­ге­рю, как ге­не­рал-ин­спек­тор ар­мии, про­ве­ряя то од­но, то дру­гое.

— Ко­неч­но, она бы не ста­ла, — под­твер­дил Майк в крас­ной фла­не­ле­вой ру­баш­ке. — Ре­бё­нок Ко­ул­те­ра та­кой же, как ты или я. Ей при­шлось бы столк­нуть­ся с этим ли­цом к ли­цу, что­бы по­нять — а мо­жет, и нет.

— Ха! Да­же этот маль­чиш­ка… — Лы­сый схва­тил пер­чат­ку.

Они ушли. Жар­ко и по-ко­ро­лев­ски ве­ли бой.

Сто­рон­ни­ки неожи­дан­но­го одер­жа­ли верх. Их за­яв­ле­ния ста­но­ви­лись всё бо­лее гром­ки­ми и экс­тра­ва­гант­ны­ми. Ни­кто не мог ни­че­го пред­ска­зать. Ни­кто не знал, что он бу­дет де­лать. По­ставь­те его ли­цом к ли­цу с лю­бой си­ту­а­ци­ей, лю­бой опас­но­стью, и он бу­дет дей­ство­вать не так, как ду­мал.

Имен­но то­гда Ко­ул­тер за­го­во­рил.

Он не по­вы­сил го­лос. Ес­ли уж на то пошло, он его по­ни­зил. До сих пор он си­дел мол­ча, слу­шая сло­вес­ную пе­ре­пал­ку, креп­ко при­жи­мая к се­бе пе­ре­бин­то­ван­ную ле­вую ру­ку.

«Я ни­че­го об этом не знаю», — вот и всё, что он ска­зал.

Вне­зап­но во­ца­ри­лась ти­ши­на. По­слы­ша­лось бес­по­кой­ное ше­ве­ле­ние, за­тем мол­ча­ли­вое со­гла­сие. Эти гру­бые муж­чи­ны — ле­со­ру­бы, ко­че­га­ры, ин­же­не­ры — со­сре­до­то­чи­ли свой взгляд на пе­ре­бин­то­ван­ной ле­вой ру­ке Ко­ул­те­ра.

Они зна­ли, о чём он ду­ма­ет. Они то­же ви­де­ли. Они со­гла­си­лись с ним, что у него мо­жет быть толь­ко од­на воз­мож­ная ре­ак­ция на сло­жив­ши­е­ся об­сто­я­тель­ства.

Все они бы­ли со­труд­ни­ка­ми то­го или ино­го фи­ли­а­ла «Объ­еди­нён­ной ле­со­за­го­то­ви­тель­ной ком­па­нии». Ко­ул­тер ра­бо­тал в юри­ди­че­ском от­де­ле. Воз­ник во­прос о том, ко­му имен­но при­над­ле­жит тот или иной уча­сток. Вме­сто то­го что­бы рис­ко­вать и пла­тить боль­шие штра­фы за вы­руб­ку де­ре­вьев на чу­жой зем­ле, они от­пра­ви­ли ту­да юри­ста. Его ра­бо­та бы­ла за­кон­че­на. Он был го­тов — бо­лее чем го­тов — вер­нуть­ся.

Вы­рос­ший в го­ро­де, ро­див­ший­ся в го­ро­де, Ко­ул­тер был рад воз­мож­но­сти уви­деть юж­ное бо­ло­то. Он всю жизнь чи­тал о Дик­си, стране маг­но­лий и хлоп­ка, пе­ре­смеш­ни­ков и жи­мо­ло­сти. Он был рад сво­ей мис­сии. Он да­же взял с со­бой дочь Рут.

Од­на­ко в этом не бы­ло ни­че­го про­ти­во­есте­ствен­но­го. Ку­да бы ни от­прав­лял­ся Ко­ул­тер за по­след­ние де­сять лет, Рут все­гда бы­ла ря­дом. Они не рас­ста­ва­лись доль­ше чем на день с то­го се­ро­го рас­све­та, ко­гда дру­гая Рут по­ло­жи­ла кро­шеч­ный свёр­ток ему на ру­ки и от­вер­ну­лась к стене.

Ре­бё­нок был един­ствен­ным, что оста­лось от их люб­ви, кро­ме вос­по­ми­на­ний. Она бы­ла един­ствен­ным смыс­лом жиз­ни Ко­ул­те­ра.

При­е­хав в этот ла­герь, Ко­ул­тер одел её в одеж­ду цве­та ха­ки и вы­пу­стил на во­лю. Это пошло ей на поль­зу.

Гла­за окро­вав­лен­ных фи­гур, со­брав­ших­ся во­круг ко­ст­ра, про­сле­ди­ли за его взгля­дом. Они зна­ли, о чём он ду­ма­ет. Они слы­ша­ли, как он, стис­нув зу­бы от бо­ли, про­хри­пел: «Уве­ди Рут ту­да, где она не услы­шит!»

Это­го бы­ло до­ста­точ­но для че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го они долж­ны бы­ли удер­жи­вать от са­мо­убий­ства, что­бы он мог осво­бо­дить­ся от пы­ток.

Воз­мож­но, в слу­чив­шем­ся ви­но­ват был Ко­ул­тер, ко­то­рый пло­хо знал Юг и ле­са. Он не знал. Всё, что он мог вспом­нить, — это то, что он на­кло­нил­ся над род­ни­ком, опи­ра­ясь ле­вой ру­кой о край. Он не за­ме­тил мо­ка­син, по­ка не ста­ло слиш­ком позд­но.

Он от­чёт­ли­во, да­же сей­час, ви­дел тём­ную го­ло­ву и те­ло, гиб­кое, из­ви­ва­ю­ще­е­ся, стре­ми­тель­ное дви­же­ние и вспыш­ку бо­ли — а за­тем аго­нию, му­чи­тель­ную, глу­бо­кую, раз­ры­ва­ю­щую ду­шу пыт­ку.

В ла­ге­ре не бы­ло вра­ча. До это­го бы­ла за­держ­ка, и он, оце­пе­нев, по­ду­мал, что нуж­но со­об­щить им, что его уку­си­ли. А по­том — ещё од­на аго­ния, аго­ния, на­ва­лив­ша­я­ся на аго­нию.

Не скры­вая со­мне­ний в том, что у них есть шан­сы спа­сти его ру­ку или его са­мо­го, они на­ло­жи­ли гру­бый жгут на его ру­ку и за­тя­ги­ва­ли его, по­ка он не за­сто­нал от бо­ли. За­тем они оку­ну­ли один из боль­ших охот­ни­чьих но­жей в ки­пя­ток и раз­ре­за­ли его ру­ку в ме­стах уку­сов — рас­сек­ли её по­пе­рёк ши­ро­ки­ми раз­ма­ши­сты­ми дви­же­ни­я­ми, а за­тем сно­ва под пря­мым уг­лом; на­дав­ли­ва­ли на раз­ре­зы, что­бы он по­те­рял отрав­лен­ную кровь.

За­тем они при­жгли ра­ну. Боль­но­му, по­лу­об­мо­роч­но­му Ко­ул­те­ру ка­за­лось, что они на­ме­рен­но при­ду­мы­ва­ют до­пол­ни­тель­ные пыт­ки. Рас­ка­лён­ное до­бе­ла же­ле­зо, ко­то­рое при­жи­га­ло его плоть, му­чая ого­лён­ные нер­вы, ко­то­рые уже бы­ли на пре­де­ле, ста­ло по­след­ним, изыс­кан­ным штри­хом аго­нии.

Ко­ул­тер был од­ним из тех лю­дей, ко­то­рые с тру­дом пе­ре­но­сят боль — да­же лёг­кую. Да­же при ви­де кро­ви он те­рял со­зна­ние. Это бы­ло ужас­но, как ни­что из то­го, что он ко­гда-ли­бо се­бе пред­став­лял. Фи­зи­че­ские му­че­ния, ощу­ще­ние, как сталь­ное лез­вие рас­се­ка­ет его плоть и су­хо­жи­лия до са­мой ко­сти, за­став­ля­ли его ку­сать гу­бы до кро­ви, что­бы не за­кри­чать.

Он не знал, что они за­кон­чи­ли. Он ду­мал, что они го­то­вят для него до­пол­ни­тель­ное рас­пя­тие.

Ры­жий Майк вы­бил пи­сто­лет у него из рук и ка­ким-то об­ра­зом дал ему по­нять, что всё кон­че­но, что они рас­ста­лись. Но они на­блю­да­ли за ним всю остав­шу­ю­ся ночь.

Вот по­че­му, ко­гда у утрен­не­го ко­ст­ра раз­го­рел­ся спор, Ко­ул­тер был аб­со­лют­но уве­рен, что зна­ет, как по­сту­пил бы в опре­де­лён­ных об­сто­я­тель­ствах. Он знал, что ни­что на све­те не за­ста­вит его прой­ти че­рез это сно­ва. Всё это и да­же боль­ше бы­ло в его тоне, ко­гда он го­во­рил.

При этих сло­вах во­круг ко­ст­ра воз­ник­ло бес­по­кой­ное ше­ве­ле­ние. Эти лю­ди из ин­же­нер­ной бри­га­ды кое-что зна­ли о его опы­те. Они по­ни­ма­ли, о чём он ду­ма­ет. Рез­кое пре­кра­ще­ние спо­ра по­ка­за­ло, что они со­глас­ны с Ко­ул­те­ром.

Он уви­дел и по­нял; и, уви­дев, горь­ко улыб­нул­ся. Они зна­ли лишь часть это­го.

У каж­до­го че­ло­ве­ка есть свой страх. У са­мо­го храб­ро­го че­ло­ве­ка, ко­гда-ли­бо сту­пав­ше­го на зем­лю, был свой осо­бый страх. Для од­них это огонь, для дру­гих — хо­лод­ная сталь, для тре­тьих — столк­но­ве­ние с фи­зи­че­ским кон­так­том. Но ес­ли коп­нуть до­ста­точ­но глу­бо­ко под ко­жу лю­бо­го жи­во­го че­ло­ве­ка, вы най­дё­те его.

Ко­ул­тер бо­ял­ся змей.

Он не мог это­го объ­яс­нить. Он не знал, по­че­му у него, го­род­ско­го жи­те­ля, по­яви­лась эта на­вяз­чи­вая идея. Она бы­ла с ним с тех пор, как он се­бя пом­нил. В дет­стве он од­на­жды впал в ис­те­ри­ку из-за кар­ти­нок со зме­я­ми в кни­ге.

По­жи­лые жен­щи­ны в се­мье муд­ро ки­ва­ли го­ло­ва­ми и бор­мо­та­ли что-то о том, как на­пу­га­ли его мать пе­ред его рож­де­ни­ем. Ко­ул­тер не знал. Един­ствен­ное, в чём он был уве­рен, так это в том, что са­ма мысль о из­ви­ва­ю­щих­ся, скольз­ких, кор­ча­щих­ся те­лах за­став­ля­ла его со­дро­гать­ся от от­вра­ще­ния, а по спине про­бе­гал хо­ло­док аб­со­лют­но­го ужа­са.

Да, бан­да бы­ла с ним со­глас­на. Но они ви­де­ли лишь часть то­го, че­рез что ему при­шлось прой­ти. Они ви­де­ли и це­ни­ли толь­ко его фи­зи­че­ские стра­да­ния — а это бы­ла лишь ма­лая часть.

Нер­вы Ко­ул­те­ра бы­ли на пре­де­ле. Он вздра­ги­вал и под­пры­ги­вал при ма­лей­шем зву­ке. Его опыт в ты­ся­чу раз уси­лил его нерв­ный страх пе­ред реп­ти­ли­я­ми.

Ле­са и бо­ло­та бы­ли пол­ны ими. Он по­сто­ян­но на­ты­кал­ся на них. Всё это вре­мя он меч­тал о том ча­се, ко­гда смо­жет вер­нуть­ся в го­род и на сво­бо­ду.

Неожи­дан­ное ще­бе­та­ние дроз­да, ко­гда он шёл по ле­су, за­став­ля­ло его серд­це за­ми­рать, а пульс уча­щать­ся от стра­ха. Ночь за но­чью он про­сы­пал­ся, ско­ван­ный по ру­кам и но­гам ужа­сом, что змея за­полз­ла в тем­но­те ря­дом с ним. Все ис­то­рии, ко­то­рые он ко­гда-ли­бо чи­тал о том, как они за­пол­за­ли в ла­ге­ря и за­би­ра­лись в по­сте­ли, при­хо­ди­ли ему на ум, не да­ва­ли по­коя, му­чи­ли его. Он не успел проснуть­ся, как уже был в хо­лод­ном по­ту, бо­ясь по­ше­ве­лить­ся, бо­ясь ле­жать непо­движ­но.

Всё это под­со­зна­тель­но скво­зи­ло в его сло­вах, в его ма­не­ре, во всём его об­ли­ке, ко­гда он го­во­рил:

«Я не знаю об этом».

Во­ца­ри­лось мол­ча­ние, пол­ное убеж­дён­но­сти. Да­же Крас­ный Фла­не­ле­вый Майк, са­мый ярый сто­рон­ник то­го, что че­ло­век не зна­ет се­бя, за­мол­чал.

— Кто-то что-то ска­зал о ре­бён­ке, — Бол­ди, во­сем­на­дца­ти­лет­ний па­рень, вос­поль­зо­вал­ся сво­им пре­иму­ще­ством. — Го­тов по­спо­рить, что да­же она…

Лы­сый рез­ко оста­но­вил­ся. Он весь на­пряг­ся. Его взгляд был при­ко­ван к ма­лень­кой Рут. Один за дру­гим осталь­ные чле­ны бан­ды по­вер­ну­лись, что­бы про­сле­дить за его взгля­дом. Каж­дый по­сле­до­вал его при­ме­ру.

Крик Рут раз­ре­зал воз­дух за мгно­ве­ние до то­го, как Бол­ди в ужа­се ах­нул:

— Бо­же мой! На де­воч­ке мо­ка­си­ны!

Де­воч­ка бы­ла до­ста­точ­но близ­ко, что­бы груп­па мог­ла хо­ро­шо её рас­смот­реть. Её го­ло­ва бы­ла за­про­ки­ну­та на­зад, она от­пря­ну­ла от из­ви­ва­ю­ще­го­ся ужа­са. Глад­кая го­ло­ва сколь­зи­ла взад-впе­рёд, ме­та­лась, угро­жа­ла, об­ви­ва­лась во­круг неё. Ка­за­лось, она за­сты­ла от стра­ха.

Бол­ди шаг­нул впе­ред. Он оста­но­вил­ся.

— Я… при­не­си мне пи­сто­лет! — рявк­нул он. — При­не­си пи­сто­лет! Быст­ро!

Реп­ти­лия от­ки­ну­ла го­ло­ву. Тут на­сту­пи­ла па­у­за:

По­блед­нев до си­не­вы, по­ша­ты­ва­ясь, Кол­тер вы­шел впе­рёд. Его ли­цо бы­ло смер­тель­но блед­ным. Но­ги под­ги­ба­лись под ним, угро­жая в лю­бой мо­мент по­до­гнуть­ся и опро­ки­нуть его ли­цом вниз.

Он мед­лен­но при­бли­зил­ся. Тон­кая го­ло­ва бы­ла на­сто­ро­жен­но под­ня­та. Дви­же­ния Ко­ул­те­ра бы­ли ед­ва раз­ли­чи­мы. Вне­зап­но его ру­ка мет­ну­лась впе­рёд, хва­тая, сжи­мая это от­вра­ти­тель­ное те­ло.

Змея быст­ро дви­ну­лась впе­рёд, слиш­ком быст­ро, что­бы её мож­но бы­ло пред­ви­деть или из­бе­жать. Го­ло­ва мет­ну­лась впе­рёд. Он по­чув­ство­вал об­жи­га­ю­щую вспыш­ку бо­ли.

Осталь­ное бы­ло для него ту­ман­ным ужа­сом. Он слов­но на­блю­дал за чем-то, что ка­са­лось ко­го-то дру­го­го. Он не вла­дел сво­им те­лом. Он лишь смут­но осо­зна­вал, что про­ис­хо­дит.

Он по­чув­ство­вал в сво­их ру­ках глад­кое те­ло, ко­то­рое из­ви­ва­лось и би­лось в его ру­ках, пы­та­ясь вы­рвать­ся; за­тем он по­чув­ство­вал, как его каб­лук да­вит на го­ло­ву, и как те­ло па­да­ет на него в пред­смерт­ной аго­нии.

За­тем все по­мерк­ло.

Его воз­вра­ще­ние в со­зна­ние озна­ме­но­ва­лось смут­ной лег­ко­стью вос­по­ми­на­ний.

В уку­шен­ной ру­ке он чув­ство­вал, как на­рас­та­ет оне­ме­ние, как и в про­шлый раз. Его серд­це то­же, ка­за­лось, ве­ло се­бя стран­но — как и рань­ше.

Ши­ро­кая спи­на Май­ка в крас­ной фла­не­ле­вой ру­баш­ке бы­ла со­гну­та, ко­гда он что-то сме­ши­вал в та­зу. Они от­нес­ли его в его соб­ствен­ную па­лат­ку.

Ко­бу­ра Ко­ул­те­ра ви­се­ла на ше­сте па­лат­ки. Оне­ме­ние под­ни­ма­лось по его ру­ке. Ско­ро он по­чув­ству­ет, как его плоть рас­се­ка­ет ост­рая боль…

Он не мог прой­ти че­рез это сно­ва! Он не мог это­го вы­не­сти. Луч­ше по­кон­чить с со­бой, чем то, что Майк оста­но­вил рань­ше.

Он осто­рож­но вы­нул пи­сто­лет из ко­бу­ры и под­нял его для вы­стре­ла. Его па­лец на­жал на спус­ко­вой крю­чок.

Ору­жие вне­зап­но вы­па­ло у него из рук.

— Ка­ко­го чёр­та! — взре­вел Майк. — Ты что, ду­рак, с то­бой всё в по­ряд­ке?

- Дай— дай мне этот пи­сто­лет!

«Ты та­кой же пло­хой, как Лы­сый Джен­кинс. Всю жизнь про­жил в ле­су — и пу­та­ет кнут с мо­ка­си­на­ми толь­ко по­то­му, что они оба тём­ные.

«Это был не мо­ка­син, а по­ляр­ный мед­ведь… Да, ко­неч­но, он те­бя уку­сил. Так сде­ла­ет лю­бая змея, но это не все­гда яд. У те­бя да­же ру­ка не бу­дет бо­леть.

— Не бес­по­кой­ся об этом пи­сто­ле­те. Я вер­ну его те­бе поз­же.